Начало "Дневника молодой мамы" читайте в "Дневник молодой мамы: о ребенке и обо всем на свете"
Звездный носорог и другие
Ксюха родилась восьмого октября, в теплый, дождливый день уходящего бабьего лета с серо-синим бездонным небом и ярко-желтыми кленами, с запахами дыма, яблок и груш, витающими над бегущими зонтиками горожан.
Накануне я пешком, вразвалочку, ходила на курсы по грудному вскармливанию и по уходу за новорожденным в свой роддом на Севастопольской площади. Это знакомый до рисунков на тротуарах маршрут. Начало - на Соломенском рынке, где куплены несколько спелых персиков и слив на обед, затем тенистыми тротуарами улочек, впадающих ручейками в Краснозвездный проспект, вдоль симпатичного зеленого сквера, мимо клуба «Звездный носорог» и корпусов Архитектурного университета. Дальше по проспекту мимо поликлиники и лицея №144 (до беременности я три раза в неделю по вечерам ходила туда на йогу после работы) и до самого пятого роддома. Осень уже местами расцветила каштаны у проспекта в желто-оранжевые тона, а мостовые – затейливым узором колючей зеленой брони и островками луж.
Все как всегда: из «Шашлычной» в начале Краснозвездного доносятся аппетитные запахи; у пересечения проспектов привычно удивляет табличка на одном из зданий «Научно-гостиничный комплекс». Этой дорогой я не раз спешила на работу в строгих платьях и туфлях на каблуке; здесь же мы с мужем возвращались ночью домой пешком с дружеских посиделок, навеселе и босиком; теперь же я ходила привычным путем не торопясь, как плывущий корабль, с огромным животом, штанами на широкой резинке, футболке с безразмерной талией и в кроссовках.
Жуя персики, я праздно подумывала о том, что время у меня еще есть. Срок насчитывал тридцать восемь неделек, но – говорила я себе – я же не буду бежать в первых рядах. Некоторые и в сорок две недели рожают. Мне казалось, что сорок две недели меня вполне устроят. Я спокойно носила живот безо всяких трудностей, часто встречалась с подругами, каждый день прогуливалась по парку, с удовольствием ходила в бассейн на занятия «аква-мама» в «Юности» и все прикидывала, когда же мне «надоест до такой степени, что буду с нетерпением и без страха ждать родов»?. А наша дочурка тем временем твердо решила, что она не будет плестись в хвосте. И тридцать восемь недель ее вполне устроят. И командует парадом здесь определенно она.
Сама себе сценарист
И вот, в одну прекрасную октябрьскую пятницу вечером, меня, ничего не подозревающую беременную, внезапно потянуло на сладкое, которого я, по наущению врача, себе уже не позволяла. Проявляя смекалку и бессовестность, я таки откопала какое-то старое печенье и съела. Спать легла поздно - долго слипающимися глазами перечитывала попавший под руку детектив Агаты Кристи. (Муж – конечно же! - именно в эту ночь ночевал на нашей стройке, там же намереваясь провести и субботу - мы строим свой домик в пригороде Киева). Ну и среди ночи внезапно проснулась. Встаю - и что-то, пардон, потекло. Для начала я остолбенела, а потом уж побежала гиппопотамчиком в туалет. Смотрю, наверное, воды.
Встрепанный муж приехал довольно быстро; его успокаивающие речи никак не вязались с диковатым выражением лица. Мне ужасно не хотелось никуда ехать, хотелось завернуться в одеяло и тихонечко бояться. Но конечно мы поехали в роддом, где дежурный врач с усталыми глазами и лицом, почему-то, продавца шаурмы, флегматично посмотрел меня и сказал, что воды таки отошли. И отправил в палату дородового отделения. С надеждой спросила, можно ли мне дома пока посидеть, здесь, мол, недалеко. Врач флегматично ответил нет, мол, ни в коем случае. Желанные совместные роды к неискусно скрываемой радости мужа отменились - анализ бакпосева из носа мужа не был еще готов.
Мы успели бестолково и быстро попрощаться в ночном приемном покое и я потопала куда-то наверх, за сонной медсестрой. И вот, ночью, в палате дородового отделения я осознала, что все шло не по идеальному сценарию - еще и схваток толком не было, а я уже в больнице. И мужа ко мне не пустят. И воды все время подтекают. Ко всему вспомнила, как в детстве, начитавшись исторической литературы, я боялась умереть при родах. Да еще припомнила девушку, из форума по беременности, которая перед каждыми родами оставляет семье письма «в случае чего».
Одинокая и перепуганная, я коротала остаток ночи за беготней в туалет и попытками поспать на больничной кровати. Утро, как обычно, вечера мудренее: я разговорилась с проснувшимися девочками-соседками по палате и осознала, что мне не на что жаловаться - у всех разные нюансы беременности, многие долгое время лежат на сохранении, и никто не теряет присутствия духа. И я не потеряла.
У меня тем временем дело пошло быстро: схватки учащались, становились все болезненней, довольно скоро я уже стояла на четвереньках возле кровати, чувствуя, что это самая подходящая поза. Невозможно передать словами, насколько я была шокирована своими ощущениями. Абстрактное представление, что будет больно никак не вязалось с происходившим: «Как это можно вытерпеть?», «Это закончиться когда-нибудь?», «Делайте со мной, что хотите!». В родзале я начала кричать. Крик немного отвлекал – я подстраивала модуляции под свои ощущения. Про отсутствие мужа я и думать забыла. Размышляла время от времени о том, как матери в здравом уме решаются рожать вторых детей.
Происходившее вспоминается отрывками. Помню плиточную стену (душа ли, родзала ли, вопрос) и свое искреннее недоумение по поводу существования «вторых детей». Помню свои вопли и тихие стоны соседки по родзалу, она тихо и жутко сипела: «Как больно. О, как больно». Рядышком с моими: «А-а-а!» - это звучало еще более удручающе. Медперсонал, натурально, даже не ежился. Рядом с нами оживленно переговаривались медсестры, не обращая ни малейшего внимания на нашу какофонию. Такой вот фильм ужасов.
Потуги мне не особенно удались; вокруг моего кресла собрались несколько человек, понукающих меня «стараться сильнее» (один из врачей обладал очень ласковым голосом; в порыве симпатии, я даже изо всех сил старалась прочитать его фамилию на бейджике, но буквы упрямо не желали складываться в слова). Все они помогали мне родить – кто на живот давил, кто говорил, когда тужиться. Наконец, спустя века, я услышала, как мой врач, такой себе Луи де Фюнес со скачущими бровями, сказал: «Ребенка - на грудь матери» - и почувствовала, как кладут мне на грудь мою девочку. Ксюша не кричала, что меня очень напугало, но врачи вели себя спокойно, сказали, что все хорошо и чтоб я лежала тихо.
Вскоре меня перевезли на каталке в какой-то закуток, и вручили обтертую и одетую Ксюху; мне она с первого взгляда понравилась, такая забавная, симпатичная; личико выражало крайнее недовольство. Она плакала и мы с акушеркой ей выдавливали молозиво по капельке. Я позвонила мужу – он все это время сидел в машине под роддомом, в лучших традициях родов прошлого века, разве что не курил и не ходил из угла в угол, бледнея. Вечер восьмого октября мы провели в уютной палате втроем, привыкая к попеременно спящему и голосящему комочку. С нами отдельный маленький человечек! Роды закончились! Эти мысли яркими транспарантами полыхали у меня в голове.
Рыжая копия папы. Я и похудевший муж.
На следующий после родов день, очень приятно воспринимались поздравительные звонки и смс; «да, я все-таки родила» - с удовольствием думала про все это я. «Ну, как?», - спрашивали меня нерожавшие подруги. «Жесть, правда?» - спрашивали рожавшие.
Мы провели в послеродовом отделении три дня. У меня была утиная из-за швов походка, розовая ночнушка, пеленки с мышками и воздушными шариками, плюс полнейшая неуверенность во что одевать Ксюху – не холодно ли ей, не жарко ли? И это не смотря на очевидную жару в палате – ну она же такая маленькая!
Визиты педиатров по утрам были радостными и предвкушаемыми: как они ловко обращались с Ксюхой! Как упоительно было слышать – у вас все отлично, потеря веса в пределах нормы, какашки нужного цвета и т.п.
Так же по утрам приходил взволнованный и как-то враз похудевший муж; он приносил мне печеные яблоки и черный французский хлеб с маслом, Ксюхе же полагались ее белые комбинезончики, выстиранные, очевидно, с чем-то цветным, и недосушенные.
Ксения много и хорошо спала и в перерывах старательно рассасывала мою грудь с молозивом. На третий день молоко начало прибывать и Ксюха стала, наконец, питаться молоком и прекратила терять вес.
Рыженькая копия папы спала с ангельским видом, забавно морщилась при пробуждении и имела весьма довольный вид, выплевывая грудь. Ну и, время от времени, включала самую настоящую сирену.
Продолжение "Дневника молодой мамы" читайте в Дневник молодой мамы: домашние рокировки
